Навожу "порядок"

Продолжаю собирать свои заметки-мысли-переживания. Это уже про работу, о которой мои друзья и приятели говорят:" Чтоб ты без работы остался!" не то чтобы они желают мне быть безработным, но чтобы предмет моей работы вдруг исчез. Такое вот пожелание.  Очень  человечное и доброе. Чтобы никто не умирал и не погибал, не был ранен или не находился бы под обстрелом.

март 2011

24 марта, рабочий день. Накануне и с утра из сектора Газа обстреляли израильские южные города. Мы выехали посетить людей, которые недавно перенесли утрату, и для них эти обстрелы - дополнительный стресс. Посетили Беер Шеву, потом переместились в Ашкелон. В Ашкелоне нам сообщили про теракт в Иерусалиме и мы тут же поехали в столицу. Как только уехали , на город опять упали ракеты. 
Въехали без пробок в Иерусалим. Так как мы занимаемся только репатриантами (новыми эмигрантами), то нам нужно было получить списки всех раненных и среди них отыскать "наших". Пока мы доехали, уже коллеги из штаба по работе с жертвами террора, который развернули в ближайшей к месту теракта больнице, были готовы предоставить списки. Определились с коллегой со списками и людьми, спускаемся вниз покурить, дух перевести. А внизу - полиция, корреспонденты, просто иерусалимцы, готовые помочь пострадавшим. И тут из какого-то коридора больницы на меня буквально "вываливается" эдакого советско-интеллигентского вида дядечка, секунду оценивающе на меня смотрит, убеждается, что не ошибся - я да, говорю по-русски, и обдав меня волной перегара говорит следующее (запомнил дословно) : "Прошу меня простить, я очень извиняюсь, мой вопрос неуместен, но где здесь поблизости можно опохмелиться?" 
Занавес.


июнь 2012 

Сегодня два раза разные люди назвали меня папой одного мальчика, с которым я ездил в больницу. Мальчик Саша...Шурик...Маленький и мелкий, выглядящий меньше своих восьми лет, он поразил всех врачей своей любознательностью и живым умом. Он спрашивал их про сложные приборы, про методы проверок, которые он сегодня проходил. И врачи, работающий в самой большой больнице Израиля, уважаемые специалисты очень серьезно вели с ним беседы. Он мужественно вытерпел две болезненные процедуры и потом в коридоре уговаривал более старшего мальчика, которого привели родители, что это : "хоть и больно, но жить можно". Свободно трещал на иврите без малейшего акцента и рассказывал,что в "Руссии" у него есть наследство - дом и когда ему исполнится восемнадцать, он обязательно туда поедет. Мы с ним строили дворец из больших кубиков, пока ожидали очередной проверки и он доверчиво подходил к незнакомым взрослым и просил посмотреть на его дом. 
Многие обращали на него внимание. Может потому,что его сопровождали сразу пятеро взрослых - два инструктора из интерната, фотокорреспондент, я и наш водитель, который периодически подходил справится как идут дела и подкармливал всю нашу компанию то булками, то шоколадками. А может этот мальчик привлекал к себе внимание еще и тем,что подходил очень близко ко всем и когда он что-то говорил,то невольно взгляд падал на его вихрастую макушку. У мальчика Саши очень слабое зрение, оно стало падать после смерти мамы еще в России, а когда после переезда с папой в Израиль, у папы обнаружили рак в неоперабельной стадии и он умер в течении двух месяцев, зрение упало совсем. 
Но несмотря на то,что мир, в котором оказался мальчик таков,что его мозг дал команду глазам не смотреть на него, Саша продолжает с этим миром общаться. Он рассказывает миру о папе, о том, что у него появились взрослые друзья, о своих самых ценных вещах - папином телефоне и фотографии , где они с папой кормят дельфина. 
И если он встретится с вами взглядом и разглядит в вас хотя бы частичку того - раньшего, безопасного мира, то он покажет и телефон и фотографию, которые он всегда носит с собой.